– Ладно – это понял. Местные отморозки. Получается, у них тоже вода есть?
– Конечно есть, иначе они бы давно вымерли.
– А кто такие диксы?
– Это… Видел – Рыжий на руки твои смотрел и на глаза? И здоровьем сильно интересовался?
– Ну?
– Каждый, кто сюда попадает, почти сразу заболевает трясучкой. Это болезнь такая – руки от нее дрожат, глаза болят и краснеют. Затем начинает кружиться голова. А потом все проходит. Быстро проходит – за день обычно. Но не у всех – только у молодых самых. Взрослые после трясучки очень редко в себя приходят. Почти никогда. У них все не так – у них руки начинают дрожать все сильнее и сильнее. А потом они становятся диксами. Говорят «дикс» от слова «дикий» произошло. Подходит к ним такое. Уже не человек, а зверь дикий. Днем они обычно на глаза не показываются, а ночью выбираются. Если попадешься такому, то хана – они бегают очень быстро, силища у них немереная, боли не чувствуют. Рассказывают, и я этому верю, что одного копьем насквозь проткнули, а он все равно у пацана глотку вырвать успел. Из-за диксов мы на ночь собираемся за оградой и вход закрываем. Но все равно бывает разное – они ведь и днем могут встретиться. Нарываются наши иногда.
– А где диксы воду берут?
– Да кто их знает – они ведь не рассказывают. Может им морской вообще хватает – живут на ней, как мутанты. Говорят, видели, как дикс жрал медузу выброшенную на берег. В них ведь жидкости, наверное, много – может так и выживают.
– Насчет воды – откуда она здесь?
– О! Это вопрос хороший! Я давно ждал, когда ты его задашь!
– Ну так не тяни.
– Макс – да на него нет ответа.
– Не понял?
– Ты когда сюда шел, случайно не видел трубы большие, что из воды выглядывают? В один ряд торчат – будто зубчики на расческе.
– Видел.
– А сам буй видел?
– Не только видел – я даже посидел на нем немножко.
– А эту хреновину, на грушу обрезанную похожую, что мы штабом называем, видел?
– Я похож на слепого?
– Макс – никто не знает, откуда все это. Здесь повсюду разные штуки странные стоят. Очень старые на вид. Эн говорит, что здесь была цивилизация в давние времена, но сгинула до нашего появления. Конец света у них наступил почему-то. Но штуки эти остались. В основном они бесполезные – никому не мешают, но и толку от них никакого. Для чего поставлены – не знаем. С буями только понятно: они обозначают места, куда падает все, что светляку попалось. А в этой груше есть что-то вроде огромного кондиционера. Или холодильника. Я заглядывал одним глазком и видел кучу пластин. Одни слоем льда покрываются, на других вода конденсируется, но не замерзает, а стекает. Вот ее мы и пьем. Лед тоже в дело идет: в нем продукты замораживать можно.
– А энергия откуда берется?
– Не знает никто.
– А если перестанет работать?
– Это будет очень плохо – ведь без воды останемся. Только чего ей ломаться? Вон – буи работают нормально, и вода тоже идет всегда, без перебоев.
– А кроме вас и готов люди здесь еще есть?
– Есть. Приходили несколько раз, и в дальних экспедициях иногда сталкивались.
– И как?
– Когда как. Обычно миром расходились.
– Что они говорили?
– Да они обычно все нерусские, а у нас переводчиков не было. На пальцах особо не поговоришь. С русскими тоже ничего интересного. Вроде у них все как у нас – рифы, мели, море, скука и все время жрать охота. Еще где-то за дальним буем наш поселок есть. Второй. Давно, еще до меня, здесь какая-то буча возникла и часть народа туда перебралась. Но с тех пор о них ничего толком неизвестно.
– А они где воду берут?
– Не знаю. Может колодцы смогли сделать, или у них свои «кондиционеры». На Большом острове, говорят, даже озера есть с пресной водой.
– Большой остров? Кто там живет?
– Да никого там нет. Это территория диксов. Там их как блох на шелудивой собаке. Самое опасное место. Еще там тритонов полно. В общем, очень весело.
– Тритоны?
– Твари вроде крокодила. Здоровенные. Они редко в море выбираются, и еще реже сюда доходят, но если попался, то хана – даже на суше догнать может. Быстрые твари. Большой тебя сразу прикончит, мелкий хватанет и подождет в сторонке. Яд у них на зубах – мясо от костей начинает отваливаться. Час-другой и ты валяешься, а он тебя доедает… еще живого. Понял теперь, почему на Большом никто жить не хочет?
– Понял. А как же диксы там выживают?
– Наверное, тритонов жрут – это же диксы, – Жора сам засмеялся от своего предположения и тут же сменил тему: – А вот и Пустой мыс.
Заросли исчезли – будто отрезало. Впереди тянулись голые песчаные дюны. Жора, обходя их понизу, пояснил:
– Здесь раньше кусты рубили на дрова, от этого и получилась пустыня. Поэтому и запретили вырубки. Кому охота жить на таком месте? Тем более ветер с ума сведет – от него ведь ничего здесь не защищает. Так что Макс, перед тобой настоящая экологическая катастрофа. Наш Чернобыль. Мы до сих пор на границе кусты водой поливаем, когда дождей долго нет – боимся, что дальше начнут пески расползаться. А вот и бородавки!
Жора выбрался на берег и указал вдаль – там, на группе рифов, чернели те самые странные бугры, заинтересовавшие Макса еще в первый день.
В шлепках идти было непривычно, но гораздо приятнее, чем в ботинках. Прав был Рыжий – ноги должны дышать, тем более при таком пекле. Добравшись до ближайшей бородавки Макс остановился, не зная, что делать дальше – так и замер по пояс в воде. Жора, забравшись на риф, достал из кармана палочку сделанную, похоже, из бамбука. Снял колпачок черный, обнажив острие. Зажав в кулаке это немудреное орудие, принялся раз за разом бить в одну точку на поверхности бугра. Пружинящая шкура начала поддаваться и вскоре, проделав приличную дыру, Жора запустил туда руку и вытащил комок какой-то липкой черной дряни, норовящей стечь по руке.