– Может там не бывает светляков? – предположила Дина.
– Нет девочка – бывают… Где-то здесь восточные азиаты обосновались, и сибиряки наши, и не только они. Где? Я не знаю… Ведь рифы большие… Но сходство биосфер и распределение людей по территориальному признаку это еще цветочки. Меня больше удивляет полная идентичность атмосферы и то, что мы вообще живы.
– Не понял?
– Что именно вы не поняли: про атмосферу, или?..
– Что атмосфера здесь из тех же газов я и так догадываюсь – дышать ведь можно. Понятно, что это неспроста – иначе мы бы умирали сразу. Но что значит «мы еще живы»?
– В здешней атмосфере не просто есть кислород – его именно столько, сколько нам требуется. Ни больше, ни меньше. Таких совпадений не бывает – эту атмосферу подготовили для нас. Или выбрали готовую планету, где мы не задохнемся в первые мгновения. Но это еще мелочи, – Эн указал в сторону баррикады: – Видите – там, за ограждением, заросли?
– Ну…
– Они из растений, похожих на земные. А дальше море плещется, и в нем можно найти тысячи организмов как похожих на наши, так и вовсе не похожих. Ведь тот же бородавочник на нынешней Земле неизвестен. Что из этого следует? При внешней схожести биосфер имеются и различия – я говорю только о тех, которые можно заметить невооруженным глазом. В микромире таких различий должно быть не меньше. Получается, что мы попали в среду богатую чуждыми микроорганизмами. Наш иммунитет с ними не знаком, и если среди них есть болезнетворные, то это катастрофа. А они просто обязаны быть – это закон биологии. Раз мы можем здесь существовать, значит законы здесь такие же и нарушений быть не может. Но не имея иммунной защиты, мы должны попасть под их удар после первых вдохов, первых глотков воды. Ведь они везде. Почему мы живы? Как думаете?
Макс пожал плечами:
– Не знаю. Может наш иммунитет сильнее, чем вы считаете?
– Глупости говорите! Я тоже не знаю ответ, но кое-что предположить могу. Трясучка – ее зарабатывают абсолютно все, причем симптомы проявляются в первые часы после прибытия, а то и минуты. Похоже на болезнь, но болезнь странную – она бьет лишь по старшим, а младшие отделываются краткосрочными неприятными симптомами. Знаете на что это похоже? На вакцинацию. Только вакцинацию очень необычную – она дает иммунитет против большей части местных микроорганизмов, но побочные эффекты очень серьезные. Лишь молодой организм способен с ними справиться.
– Бывают ведь исключения…
– Да – бывают. Самое яркое из них сидит перед вами, – Эн усмехнулся. – Но со мной не все так безоблачно, как вы думаете. У меня редкое врожденное отклонение – жить с ним можно, но последствия неприятные. К примеру, я не могу иметь детей. Возможно именно генам надо сказать спасибо в моем случае – бегал бы сейчас по ночным рифам в поисках добычи. Вы видели, как сильны диксы?
Содрогнувшись, Макс кивнул.
– Складывается впечатление, что у молодых трясучка кратковременно включает на максимум иммунитет, но у старших этот процесс необратим – она снимает абсолютно все барьеры, интенсифицирует все системы, полностью отключает часть высших функций головного мозга, усиливая или изменяя остальные. А еще гипертрофирует мышечную ткань, связки и прочее, модифицирует челюстной аппарат и роговую ткань ногтей, превращая человека в опасного дикого зверя. Все это, конечно, лишь мои домыслы, но почти уверен – правды в них хватает. Ведь при таком образе жизни мы на удивление редко болеем. Лишь старшие страдают от простуд, но это из-за их пристрастия к холоду штаба. Даже при таких температурных контрастах серьезное с ними случается нечасто. Будь дело на Земле, их бы пневмония косила. У нас ведь ни лекарств, ни врачей, питание скверное, витаминов не хватает, среда чуждая, постоянные стрессы. Но при всех этих негативных факторах болезни всерьез не беспокоят. И раны зарастают быстро, редко воспаляясь. Я, конечно, в медицине почти профан и, возможно, где-то чушь несу – но что-то во всем этом есть…
– Вы думаете, что тот, кто запустил светляки, знал о наших слабостях и позаботился о защите? – догадался Макс.
– Я не думаю – так оно и есть. Никогда не поверю в естественность трясучки – слишком необычные у нее последствия. Жаль только, что у нее такие неприятные побочные эффекты. Хотя, возможно, эти «неизвестные некто» так и задумывали – сохранить разум лишь молодым. Зачем? Это я не знаю… Жаль… очень жаль… Со старшим поколением могло быть гораздо проще – мы бы не гнили в этой дыре.
– Вы о чем? – не удержалась Дина.
В этот момент показалась девушка с четырьмя чашами на подносе из огромной плоской ракушки, и Эн ответил не сразу – лишь после первого глотка.
– Два месяца назад одна из наших экспедиций дошла до края рифа.
– И что там? – синхронно подскочили Макс с Диной.
Эн, дразня их любопытство, сделал второй, невыносимо длинный и неспешный глоток, медленно произнес:
– Там океан. Море до горизонта. Прибой, разбивающийся о рифы.
Макс разочарованно вздохнул:
– Толку нам от этого…
– Ну не скажите. Максим – мы теперь знаем, что не весь этот мир покрыт рифами. Есть конец у царства кораллов. Отсюда один шаг до оптимистичного предположения – помимо рифов и океана может оказаться что-нибудь еще.
– Материк?
Эн кивнул и задумчиво протянул:
– Иногда ветер успокаивается. Редко такое бывает, но я уже не раз наблюдал. И совсем уж нечасто при этом появляются миражи. Однажды я видел высокий берег, скалы, узкую ленту реки, пышные заросли на ее берегах.